Часть 4. Глухомань (SOS!)
Глава 8. Хутор Билич

Вот и Билич - Вот и Билич. Вон. Стоит. Женщина? Ну что за вид!? С фонарем (мерцавшим слепо), Капюшон с плащем нелепым И большим, до низа ног, И огромнейший сапог Выступал фундаментально, Завершив монументальный Пьедестал на полкрыльца. Не видать ее лица, Разглядеть, нет, невозможно: Капюшон скрывал. - Нам можно Подрулить к самим дверям? Так полегче будет нам Из машины перебраться И помочь ему добраться. Нам не быть сухими всем. Но он вымокнул совсем, Продвигаясь еле-еле. Завели его. Раздели. Положили на кровать И я стала растирать Его спиртом осторожно. У него горела кожа, И покрылся потом лоб, Колотил его озноб. Покидала меня сила. Рядом Билич. Попросила: - Вы устали. Помогу. Я умею. Я смогу. И когда она включилась, Я как будто отключилась. Слышу: - Да он весь горит. Как по-русски говорит Хорошо и без акцента, Обучалась что ли где-то, Не в Москве ль? - вроде меня. Дальше что - не помню я: Очень быстро провалилась В темноту и отключилась. Ведьмы и Белый Ангел Я очнулась от того, Что не чувствую его, Хоть он только что был рядом. Нахожусь под чьим-то взглядом. Напряглась. Поражена.
Женщина (обнажена И почти что до предела) На меня в упор глядела. Совершенной красоты. Дочка Билич? - Кто же ты? - Билич. Я хозяйка ваша. Голос тот. - А где мамаша? - Скоро год как померла. Да неужто то была Все она же, молодая, Да красивая какая! Колоссовский выбирал Из отборных. Толк он знал: С черной вьющеюся гривой Пышной, стройной и красивой Верная была вдова. Не спросила вслух едва: А чего при людях голой Она ходит? Невеселый Голос Билич прозвучал, Будто только что считал Мой вопрос: - Обогревала Я его всю ночь и встала - Ваш меня встревожил стон. Это был какой-то сон? И по-нашему стонала, Ну, по-женски. Я не знала - Разбудить Вас или нет? В горле мой застрял ответ - То есть как обогревала? Будто снова прочитала В голове моей она Несказанные слова: - Вы не помните, конечно, Что устали бесконечно И валились на бок аж. На себя взяла массаж, То есть спиртом протиранье, Чтобы Вам придти в сознанье, То есть выспаться Вам чтоб. Колотил его озноб. Что же делать - я не знала, Своим телом согревала. Ночью стал он весь гореть. Он же может умереть! У меня в роду все знают - От такого умирают В тот же день иль на другой, Но умеем мы рукой, Может, пробовали сами Вы излечивать руками? - Задержать на много дней Смерть от этого, но с ней - Ведь она все прибывает, От меня хоть убывает - Справиться совсем нельзя В этом случае, и я Не могу сказать Вам точно, Я ж не врач, но дело в почке - Лопнула она, насквозь, И вовнутрь пролилось Содержимое, разлилось, Все внутри и загноилось - Оттого он весь горит. - Ясно все. Перитонит! Если ты не врешь, что можешь Удержать его - поможешь Победить мне эту смерть. Не дадим мы умереть, Раз теперь мы понимаем, Дело в чем, и точно знаем - Как ее нам победить: Резать, чистить и зашить (Подчеркнув слова движеньем). Если б перенапряженье Не пришлось ему пройти В схватке тяжкой на пути К вам - ничто бы не случилось. Но скажи ты мне на милость: Как же можно так...рукой - Убивать бактерий, гной, Так ты что - антибиотик? - Я не знаю. На животик, Извините, на живот Я кладу туда, где жжет, Там, где жжения источник, Не могу сказать Вам точно, Я ладонь свою кладу - Чувствует она беду. Как сказать? - Источник смерти. Это просто все, поверьте, И ладонь сама идет На то место, где живет Тот источник, оцепляет Это место, начинает, Все сужаясь, закруглять, И, пронзая, прогревать, Очень медленно, по шагу... Извините! Снова! Лягу! Очень быстро отошла И пристроилась, легла. Черт! Красивая какая, Хоть и крупная такая, Бедра-ноги-все - стройны, Загляденье, со спины. Да и грудь, зараза, - вымя, Со спины видать. А имя? Как же имя-то ее? - Не волнуйтесь. Ничего! Под рукой не так опасно, Как почудилось. Прекрасно Ваше имя, Вы сама. Знаю, Вы его жена. Дорогая Каталина, Он сейчас ведь не мужчина, Не волнуйтесь, Ваша я Ассистентка, медсестра. Я оденусь. Тут же. Знайте. Просто Билич называйте. Все меня здесь так зовут, В половину, правда, врут, Хоть и не без основанья - Необычные есть знанья: Ведьма Билич за-глаза Называют. И гроза, Например, вчера примчалась, Потому что вызывалась, Приложила много сил - Колоссовский попросил, Чтоб следам машины скрыться И поставить ТЕМ границу. Я исполнила приказ, Отсекла я точно вас От других, что шли по следу. Обратиться даже к деду, Чтоб вас быстро проводил, Мне пришлось, и много сил Он отнял: старик молился И с трудом лишь подчинился Страстным вызовам моим. Познакомились Вы с ним? Он хороший, очень славный, Очень честный. Самый главный Он у верующих, поп. Говорит все, правда, влоб. Вас смутил не раз, наверно? - Было. Да! И свои нервы Не сдержала, дура, я. - Не обидели меня Обе ведьмы, раз на помощь Вас прислал Всевышний. В полночь Помолился крепко я. Ты не вызвала меня! Было мне свое виденье. И в дорогу назначенье Белый Ангел мне вручил, Не из ваших темных сил И языческих поганых, А из светлых, постоянных, Серебристый белый дар - Покровитель он болгар, Что серебряными звались. Ваш - из них. Вы вызывались В помощь нам. Наоборот. Боже! Что же за народ Стал! Ну просто невозможно - Сплошь языческий безбожный, Все в гордыне - вижу я.
Что уставились в меня, Сиськи выставив, шалавы? - Извините нас. Вы правы. Не одеты мы. Беда Нас настигла ночью. Да, Все условности забыли. - Не забыли б, если б были Вы при Боге. И не мне, А кажите Сатане Своему коровье вымя. Прости господи, что имя Непотребное назвал. Только тут туман упал С глаз у бедной Катерины: Возлежала на перине Голая почти она. Это Билич! - Я для сна, Я для отдыха раздела Вас, сегодня столько дела, Столько трудного должны Совершить сегодня Вы! Отдохнуть Вам надо было И за ночь набраться силы. Извините, что не так. Ты же, старый, вон! Дурак! К нам без стука вдруг ввалился. Даже и не извинился! Красотой он, вишь, сражен, Оторвать не может он От блондинки даже взгляда. Я сейчас скажу, что надо, Захотелось что ему, Похотливому козлу. У себя же в женской ведь мы! - Две шалавы, обе ведьмы! - Исчезая прокричал Бедный дед. Он не встречал - Ведь кресты и огороды Заслонили дар природы - Мощной женской красоты - Никогда, что видел ты, Ее вечный почетатель, Что познали мы, Читатель, Чем владели мы, по сим Мы священника простим. Не бывал в таком он теле. Будь же всяк при своем деле! Операция Как обычно в жизни? Вот Чем нас женщина берет, Ну вы знаете и сами: Околдует нас глазами, Косы красят, брови бьют В сердце нас, веревки вьют Из мужчин бывалых кудри. А когда она напудрит И румяна подведет, Щеки чтоль поэт поет? - Воспевает он ланиты. Если ворот приоткрытый Обнажает шею нам - Обращенье к лебедям. Ниже - перси и так дале, Перстни тоже замечали На изнеженной руке. А внизу там, вдалеке, Чуть поболе иль немножко Приоткрыта Она - ножка! Начинается там вид - Вся поэзия стоит (Кроме разве окон РОСТа, Где с поэзией не просто) На Земле не на ногах, А на ножке этой. Ах! То, что выше заберется - Порнографией зовется, Попадает под запрет. Потому что плохо? Нет: Все другое забирает В плен нас, это - убивает Бедных пленных наповал. А за это - трибунал: Нюрнберг - дале до Гааги. Самогону или браги Мне плесните. Наркоты Обезболиванья ты, Да и я попросим сразу, Если приоткроют глазу Они нашему кой-что - Иль упругое бедро, Или кой-чего поглубже... Пропасть! Словом, братья, ужас, Одним словом, други, страсть - Кабы нам бы не пропасть! Кровь, ранения солдата Покажу я вам, ребята - Протрезвеете вы вмиг. Что же видел наш старик - Не тогда, не вымя эти, А сейчас, здесь в "Кабинете Хирургии", у стола Деревенского: ОНА И ОНА стояли - Жрицы. Принялся старик молиться, Глядя в страхе на ножи Изощренные, пыжи, Извините, на тампоны... Юбок нет - лишь панталоны Натянули по жаре На себя те жрицы две. Объективно - это попы, От которых можно лопнуть, Иль по-вашему - зады, По которым сохнешь ты. Субъективно ж и реально Это было ритуально, Это было хорошо, Это было - трепет шел - И духовно, и мистично, Очень-очень литургично, Бело-ангельский был миг, И узрел его старик, И почуял, и взмолился, И ко всем он обратился Силам светлым и святым: - Боже праведный мой, ты Знаешь все и видишь много. Я прошу совсем немного: Помоги спасти его - Сына брата моего, Помоги, ОНИ не жрицы - Непорочные девицы, Белый Ангел - с ними… Он Тут же был разоблачен: - Замолчи, старик поганый! Так такие партизаны Были, значит, в ТУ войну. Как же с вами, не пойму, Победить-то исхитрились? Может вы переродились? Билич те слова - они Оскорбленья не несли, А хирурга "защищали"... Руки Кати лишь мелькали - Пара белых лебедей И спасителей людей. Приготовились. Застыли, Как в молитве обратили К небу пальцы, шевеля Чуть заметно. - Билич, я Вся готова. Напряженье Убери! Мое уменье, Дай мое уменье, Бог! Дай мне силы мои, Бог, Чтоб спасти моего мужа! Тут порыв душевный нужен, И она ловила миг. Когда он в нее проник, Как все это - мы не знаем: - Билич! Билич! Начинаем! Лавочники Где-то Билич он встречал! Только где вот - он не знал. И кого б могла напомнить? Все не мог никак он вспомнить, Напрягался так и сяк, Как какой-нибудь дурак - На уроке. Не в реальной, Видно, жизни - в виртуальной [Мы-то знаем, что из сна: Полногрудая она С журавлями прилетала И его освобождала]. На глазах шел Серый Волк На поправку. Но не мог Далеко передвигаться. Не хотел он обращаться К утке, Билич и жене - Помоги, отец, ты мне Добрести до туалета! И охотно службу эту Преподобный отправлял, Волкодава оправлял. Треть маршрута проходили Те обнявшись, когда силы Покидали быстро их - Было мало на двоих.
Помогать кидались бабы. Ревновал старик - а нам бы Пару лавок на пути: То сидеть, а то идти. В этот день же и поставил. И традицию составил Он - на лавке отдыхать И о жизни поболтать. Иногда так до обеда Их тянулася беседа Вроде вовсе ни о чем, В то же время - обо всем: О земле и о погоде, О Войне и о Народе. Сварит Билич - этих нет. - Лавочники, на обед! Диалог о грядке и порядке - Ты ответить мне бы мог? – Кто в конце концов твой Бог? Всяк из нас, как овощ, знает, На каком он вырастает Огороде, у кого. Очень важно для него Знать, в какой растет он грядке И в каком живет порядке, Почему и для чего. Ты ж не знаешь ничего? Но Сергей ответил сразу, Не успеть моргнуть и глазом: - А порядок мой таков: Признаю я всех богов, Кто людей не избивает И кто слабых защищает, Больше всех же - мужика (Есть у нас еще пока, Хоть все меньше остается - Геноцид его ведется), Не на небе и в Кремле - Что остался на земле, В мегаполис не уехал И в столицы не поехал За сосиской-колбасой, А питается простой Пищей от потов ста их, Трудов праведных своих, И не в каменных палатах, Не в бетонных казематах И не в дачной конуре - Обитает во дворе Своего большого дома Деревянного такого, Что и в сказке не сказать, И пером не описать. Я не ясно выражаюсь? - Ясно, ясно. - Продолжаюсь. Так порядок мой таков: Признаю я всех богов, Племенных лишь исключая (А все чаще их встречаю). Племенной не бык, а бог? Уважать его б не мог. А быка мы уважаем, Бугаю мы подражаем: Покрывает он коров – Загляденье! Будь здоров! На рогах пусть покатает, Но в кострах он не сжигает, Не преследует людей Он из-за своих идей – Только из-за тряпок красных, Как и ваши наших красных. Нет на пряжке Got mit uns – Уничтожить чтоб Союз Евразийского народа, Чтоб расистам дать свободу Так иль эдак убивать, В резервациях держать, Так сказать, аборигенов Ради избранных им генов – Освящая геноцид. Так всегда вопрос стоит О приверженности к вере. Показать Вам на примере? - Я примеры знаю сам. Что же - по людским делам Бесовским, пускай и многим, Будем мы судить о Боге? - Этой мысли Вашей рад! Но зачем двойной стандарт? Например, о коммунизме Все вы судите по жизни – Так по жизни нашей бог Вышку получить бы мог! Иль психушку – маразматик Старый… - Хватит. Хватит! Хватит!! Это я не потерплю! - Так, я всех богов люблю, Племенных лишь исключая, Тех, что, в общем, не включают В список избранных - людей, А одних только ^ И мошенников кичливых. - Не видал среди счастливых, Кто бы веровал вот так... - А несчастный я дурак, И какой, когда б Вы знали! В банды меня зазывали Высшей пробы мировой, Позволяют это мой Организм и род, и рейтинг, Знанья тоже. Но на свете Для меня дороже нет Воли нашей и обет Дал я нашему народу - Защищать его свободу. Приблизительно такой Мой порядок мировой, На такой живу я грядке. - Долго ль ты в таком порядке Собираешься прожить? - То есть - долго ль прослужить? Что Вам дать в моем ответе? Вы же знаете - бессмертен Ген и значит - организм. Разменять на онанизм Удовольствий мелких кучу? То есть так, как это учит Черный Князь? Его агент? Знаете, как, или нет Говорит и намекает: «Что народу угрожает?: Угрожает урожай, Потому и не рожай Ты, земля, скотина, баба, Посоветовал я вам бы Прогрессизм и позитив – Надевай презерватив! Или без него работай От аборта до аборта» И т.д. Глупей, чем вша, Человек иной. Душа, Как Вы знаете, бессмертна. Человек (иной) и эту Высшей силы благодать Исхитряется продать За копейку удовольствий. Что ж содержится в вопросе Вашем, мой святой отец? - Да я вижу ты - хитрец! Иль мудрец, каких не много. Но не прав ты перед Богом! Будет мой совет простым: Обратись к Нему, мой сын! Отвечал ему ехидно: - Не толкай меня в яхиды - Кто в религию идет, Все равно туда придет: По Христу и по Корану В этом мире пока рано Жить нам, а по Марксу, знать, Как приходится признать, Уж наверное подавно. Значит будем волкодавы, Мы, с волками не дружить, А по-прежнему душить, Раз пока еще их много, Как задумано у Бога. Если же в исламе есть Что по мне, так это - месть, И довольно-таки жестко, И, конечно, многоженство. Но нельзя туда никак: Я ведь выпить не дурак По стахановской работе, Хоть о водке не в заботе. Знаешь ты, отец, и сам: Вот поэтому ислам - Он на Севере не будет: Перемрут зимою люди От работ тяжелых там - Нужен Северный ислам. И с добавками, не мало – Чтобы можно было сало Кушать, хошь – свиней держи, И без всякой паранджи, Чтоб могли учиться дети Бедных в университете Как и было все у нас. Не сшокирую я Вас?- С многоженством православье Подошло б. Но не подставил Я бы щеку никому, А наоборот ему, Если сдуру бы подставил, Шанса б выжить не оставил. Понимаешь ты, отец, Волкодава? - Не хитрец - Грех твой, я считаю ныне, Самый худший - ты в гордыне. - Или может скажем так: Не такой уж я простак, Как кажусь при первом взгляде В своем мускульном наряде. То не так - и с давних пор Доказал всем Пифагор. И придумали же гады: Сила есть - ума не надо! Их натура мне видна: Нет ни силы, ни ума. - От тебя, сынок, не скрою: Я боюсь, ты с Сатаною! - Догадался б, батя, сам: Православный есть ислам, Наш, не только правоверный, Не слыхал о нем ты, верно? – Наш, у русских у татар, По-научному – рутар. Хиромантия (дерматоглифика) Лавка чтоль располагала? Иногда на ней гадала Билич Кате, по руке, В основном - о мужике, Жены были там и дети, О судьбе, ну, и о смерти. - Говорит твоя рука: Ты отдашь мне мужика. У меня с ним будут дети. Ты же - лишняя на свете. Ты ругаешься и пьешь, Может - с бабами живешь? Говорят, что есть такие, Не в деревне – городские. Ты и куришь, как мужик. Ты - зачем, раз есть мужик? Вот смотри, узнай, что будет: У тебя детей не будет В жизнь короткую твою, И тебя я заменю. У меня плохое имя [8], И я стану Катерина. Катерина Билич - как? Не звучит тебе? - Да так. Что же Билич остаешься, А Полонски не зовешься? - Но однако, знаю я, Что не любит он меня. В этом месте есть другая, Эта ниша - занятая. Вычисляла я ее, Про нее узнала все, Кроме имени. - И что же? - На меня она похожа! Но потоньше и слабей - Это значит, что сильней, Ну, как женщина, сильнее, Но висит, висит над нею Роковая туча - смерть, В нее лучше не смотреть, И смотрела я напрасно. Эта смерть ее ужасна. - Ты сумеешь, может быть, Смерть ее предотвратить? Это было бы прекрасно. Чем же смерть ее ужасна? - Истязание мужчин. Никаких хоть нет причин Заступаться, я старалась. Выжить - шансов не осталось. Заступалась за нее. Облегчить смогу ее Гибель я, пока не знаю Как. И что я потеряю - Не возьму пока я в толк. Но моим он будет, Волк, Лишь когда ты мне подаришь, Лишь когда меня одаришь Счастьем. Ты. Меня. Своим. - Ну уж нет. Благодарим За твое гостепреимство. Говорить все это - свинство. А не хочешь заплатить? А не хочешь ли купить Ты его с аукциона? Для начала с миллиона... Был тут где-то молоток. - Вот он. - Что же потолок... - Миллиона что? ДоллАров? - А ты думала - динаров? Прости господи меня! Ведь торгуется она. И всерьез все принимает! Шуток - нет! - не понимает! За кого ж ты меня, мать, Исхитряешься держать? - Ну, Вы, в общем, городские... - И продажные такие - Начала, так продолжай. Но на всякий случай знай: Жить без юмора не сможешь, Ты в постель его уложишь, Он все сделает, заснет, А на утро вдруг уйдет. - Пусть. Потом придет он к ночи? - Господи! Ну нету мочи! Совершенство красоты! Напихал туда что ты? - И Вы тоже того мненья? Колоссовский настроенье Чтоб поднять свое, меня... Раздеваюсь, в общем, я. Говорит все это тоже... - Интересно знать: и что же? - Да все то же, что и Вы: Совершенство красоты И античная фигура. Намекает, что я дура, Как вот только что и Вы. А похожи с Вами мы. Только я ведь не такая. Я природная. Другая. Натуральная, - сказал Мне один. Он замуж звал. Очень много зазывают. И совсем не обзывают. То есть много городских, Образованных таких. Я не все еще сказала, Про Волка что я узнала, Предыдущую жену. - Пропускаем колкость. Ну? - Вместе с нею потеряет Сына Волк. О нем не знает - Не родился он еще. - Боже мой! Спаси ее. Ты - колдунья! Можешь! Знаю! Я зарок дам. Орекаюсь В твою пользу от него И за сына за его Жизнь отдам и ...свою душу. Все продам. Возьми! - Послушай. Не понятно разве я Рассказала для тебя И про рок, и про попытки, Про мои душевны пытки, Про нее и про него - Не выходит ничего! Все равно она нарвется. Страсть ее наружу рвется, И беременность ее Не меняет ничего. - Что за страсть? Ты не сказала. - Если б я сама бы знала Пол-Ивана и Сергей Сколько время проходило И все больше находила С Колоссовским общих черт, И сказать похожи - нет, Не уловишь в чем, но все же В чем-то очень скрытно схожи. С мужем общее у них Что-то было на двоих. Не открыли еще рану - Подошел он к Пол-Ивану (Называем так коня). Напугал Сергей меня. Вся округа точно знает - Конь чужих не подпускает И копытом сразу бьет, Чуть замешкался - убьет, Это страшное движенье Делал без предупрежденья. Колоссовский это знал, Все же счастье попытал - Был он конник знаменитый У себя и вот копытом Он немедля получил. Хорошо - хватило сил Или резкости отпрянуть, А не то - в два двадцать яму Для него пришлось бы рыть. Запросто он мог убить, Пол-Ивана, Сигизмунда. А с Сергеем лишь секунда Замешательства была У коня. Я не ждала - Две секунды не промчались, А они поцеловались - Пол-Ивана и Сергей. Показалось даже ей, Что целуется он с мужем. Вот тогда, признаться нужно, В первый раз и поняла, Что его она ждала, Кавалеров отвергала, Почему, сама не знала, Не желая никого, Вот – и Бог послал его.
Ритуал был – утром рано, Оседлавши Пол-Ивана, Полчаса погарцевать. Покидал Сергей кровать, Как коня заслышит, сразу С чашкой кофе на террасу Чуть не голый выходил Любоваться. Раз спросил: - Не участвовали в скачке Хоть какой? - А как иначе? Пол-Ивана всякий знал: Он и Лонодон потрясал, Даже в вашем Татарстане В первых были наши сани! Любовался он конем И наездницей на нем.

Иногда на сеновале Они с Катей отдыхали За бутылкою вина, И была ее видна, Катеринина, усталость – Видно ночью доставалось Ей немало. Но на нем - Не сказалось: с каждым днем Становился он сильнее. Может пользовался ею Как вампир? А там – засос? - Возникал такой вопрос.