С парой лошадиных сил
Телогрейкин завозил
Целый день почти что ровно
Кирпичи, цемент и бревна,
Горбыли и доски, жесть,
Стекла - все не перечесть,
В общем, столько матерьяла,
На часовню чтоб хватало
За могилой у реки,
Как решили мужики.
Да откуда ж деньги взЯты?
А скажу я вам, ребяты.
Не успели объявить
Две красотки, что женить
На себе Волка сумели,
Как мгновенно обеднели:
Про муллу как Волк узнал –
Весь остаток враз забрал,
Это больше половины.
- У татар, у нас, мужчины –
Во главе семьи. Гарем,
Как известно это всем,
В подчиненьи у мужчины,
И не вижу я причины
Тра-та-та та-та-та мать,
Чтоб традицию ломать
Нашу с вашей хоть насколько –
Ты ж не янки, ты же – полька.
Коль хотите – заявлю:
Полек больше всех люблю
После русских и татарок.
Вид красоток, стал он жалок.
И не знали, как им быть.
Пенхежевского просить,
Чтобы он подкинул, надо.
Раскошеливайся, НАТО!
(Сигизмунда ученик!)
И к красоткам он приник,
Сразу к двум, раздев мгновенно
(Я скажу вам откровенно,
Что он мог бы – и ко всем,
Кто входил в его гарем).
[Кривотолков не хочу я,
А они возникли б, чую,
Не скажи я честно ведь,
Что мулла вложил - в мечеть]
Кривотолки и другие
Не годятся. Дорогие
Вы, читатели мои, –
Не в любви текли их дни.
Волкодав и обе дамы
Под фундамент рыли ямы
И наращивали холм,
Возвышалась среди волн
И воды, и леса (будет)
Чтоб часовенка, и люди
Возвышаться чтоб могли
Хоть немного от земли,
Чтобы счастие узнали
От паренья и летали,
Притяжение забыв,
Как умели это мы,
Все по-разному: в молитве
И, напротив, кто-то - в битве,
Кто-то в творчестве ином
Возносился к небу, в нем
Он парил, покинув Землю,
Призывая тех, кто внемлет
Небу, небу, за собой.
Оставался сам не свой
Волкодав у места битвы
И могилы. И молитвы
Телогрейкин возносил.
У красоток, в общем, сил
Ни на что не оставалось -
И на то, что полагалось
По заданию вполне,
И на то, что, дав мулле
(А по-нашему немало
Враз ему перепадало -
Сколько он мечтать не мог),
На себя взвалили долг,
Что супружеским зовется,
И урывками они,
И работали все дни
Напролет и даже ночи.
А и сильными уж очень
Были девы. Красота -
Не изнеженность, не та,
В коей слабость. Их же сила
От них просто исходила,
Не встречались с этим вы?:
И в посадке головы,
В мягкой пластике движений,
Как тигриц, и положений
(В цирке кто не наблюдал -
В телевизоре видал?),
В коих тело замирало
Грациозно, будто знало,
Что от этого все мы
Можем быть потрясены,
Что красиво, хоть немножко,
Как того не знает кошка -
Как изящно она ест,
Как красив ее присест.
Умолчим, насколько сладко
Оседлать эту лошадку.
Пенхежевский повстречал
В цирке их и оседлал
Ту, которая повыше.
После этого услышал
Голос внутренний он свой,
Поработал головой,
О Волке он вспомнил что-то,
Как большие обороты
("Солнышко") Сергей крутил,
И в нем тоже этот был
Нераскрытых сил излишек,
Как у тигров, как у мишек,
Акробаток этих тож -
Чем-то он на них похож.
В голову ему влетело -
Будет там единство тела
А возможно - и души:
Акробатки хороши
В этом смысле для заданья.
Уделил он им вниманье,
Хорошо дрессировал
И доволен ими стал
(Я б сказал - многосторонне),
Хоть и были посторонни
(Из других то есть систем,
Что относится к нам всем),
Эти случаи нередки
В жизни их контрразведки.
Полет
Но с погодой не везло -
Дождик капал как назло.
Наконец отморосило,
Снова солнце засветило
И надвинулась жара.
Волкодав сказал
- Пора!
Перерыв бы надо сделать,
Отдохнуло чтобы тело
У гарема моего.
Не ответив ничего,
Чуть на солнышке погрелись.
Евин мускульный наряд
Всякий мастер-акробат
Он своим признал бы. "Все же
На гимнасток не похожи", -
Он подумал. Это все
Подтвердилось, колесом
К речке как они катились,
И носочки подтвердились:
Хоть немного - утюгом,
Нет воздушности притом.
"Парные они, ребятки,
Мастерицы-акробатки",-
Он и сам по мастерам
Рано и не по годам
Поработал, и упорно,
Состоял (как я) он в сборной
[И меня видали вы
В сборной школьников Москвы,
Ну, конечно, - в свое время],
Но огромной массы бремя
Не давало перспектив -
У гимнастов был мотив
Лишь один - стать чемпионом
Мира и при этом - полным,
То есть свой держать снаряд
Беспобедным для ребят
Всех других, а абсолютным -
Это было недоступно
Для массивных и когда
Матерели мы, беда
Просто с нами приключалась -
Сердце все не расставалось
С этой высшей красотой.
[Есть один пример простой,
И на этом я примере
Показать хочу. К Валере,
Однокашке своему
По спортшколе, я к нему
Обращусь, не будь в обиде
На меня, Кардимелиди:
Тоже слишком крупным слыл,
Чемпионом же он был
Только в вольных упражненьях.
Ну конечно же, в движеньях
На снарядах как Зюско
По изяществу никто
Близко и не приближался,
Жалко - спорт большой остался
Без Зюско и без меня -
Чемпионом был бы я
Ведь на кольцах - непременно:
Я кресты лепил отменно,
Дожимал как Азарян,
На коне как Шагинян
Я конечно не работал,
Помешало мне не что-то -
МГУ, увы, химфак,
Но зато, и это факт
(Он проверке поддается
И в архивах все найдется)
Достовернейший притом -
Там я встретился с котом,
Подружились мы сердечно,
И с алхимией, конечно,
И в Коньково навещал,
Там историю узнал
Я НаталииТишковой,
Та была уже не новой
И легендой обросла.
Но всегда она была
Романтичной, легендарной
И наверное не даром,
Повидав немало стран,
Начал я - с нее роман.]
Отвлеклися мы, ребятки.
Как я кончил? Акробатки!
Да, конечно, хороши,
Но гимнастки - для души -
Это как-то побогаче.
Кто-то думает иначе?
Так сказать, на вкус, на цвет...
Тривиально, спору нет.
Но ведь верно все, ребята,
Проследим-ка за рондатом.
Разогналась на рондат,
А к земле опущен взгляд,
А гимнастку тянет в небо,
Никогда земным и не был
Труд ее и он при том
Не был даже и трудом,
Как он есть у акробатки,
Вознесение, ребятки,
Все воздушным было в ней,
Тем небесней, чем сильней
Мастерство ее бывало.
Да, любил ЕЕ немало...
Значит, вот разбег, рондат,
Фляк и сальто вдруг назад
В группировке, прямо в воду!
Красота, сама Природа,
Лань изящная прошла,
А в разбег она пошла -
Кобылица с вольной гривой
И задорной и счастливой -
Так вторая понеслась,
Хорошо разогналась,
Вот рондат и вот прогнувшись
Сальто, в небе, затянувшись,
Замирает вот она,
С нею - сердце у меня,
И замедленно паденье,
И замедленно вращенье,
Ускоренье, кожи блеск
И едва заметный всплеск,
И струится под водою.
Не скажу я - что со мною.
Не сдержавшись, с криком: А-а!
Серый Волк стремглав тогда
Взял разбег, рондат вбивает,
Как пружиной тот кидает
В небо Серого Волка,
Он возносится пока
И согнувшись-разогнувшись,
Облаков почти коснувшись,
Крутит сальто-полтора
И на землю уж пора,
А он все парит над нею
И с Икаром даже смею
Сравнивать его, друзья,
Ослепленный солнцем я,
С затянувшимся вращеньем,
С ускореньем, с ускореньем,
Лишь над самою водой,
Вертикаль вниз головой
Показав, скользнул он в воду,
Изогнулся и под воду
Он, казалось, не входил -
Под поверхностью скользил
Гладкой, будто бы зеркальной
И казалось нереальным
Это зеркало воды -
Хоть какие-то следы
Человек оставить должен.
И спросить мы вместе можем
С Казимиром: Человек?
Нет, искусство нам вовек
Приземлить и не удастся -
Ему с небом оставаться,
Между Небом и Землей,
Между Богом, ну - и мной.
И к нему она бежала.
Он работал в паре мало,
Не был он когда Волком,
Восемьдесят он притом
Весил и хоть понимал он -
Для гимнаста то немало,
Девяносто приближал,
Но одной рукой он жал
Больше сотни, акробатки
Шли к нему, особо "бабки"-
Старожилки-мастера
(Знать, стеснялась "детвора").
Эти были очень дерзки,
Нужен был он для поддержки
(Как партнер вдруг заболел),
Еще много разных дел
Он освоил, они знали,
Что другие не кидали
Их так мощно никогда
(И, конечно, иногда
Под предлогом, что устали,
Акробатки зазывали,
Так сказать, и отдохнуть).
Телогрейкин уже гнуть
Железяку собирался,
Он уже налюбовался
Просто голыми сперва,
Отключилась голова
У него потом от тела
Этих баб, когда ж взлетела,
Вместе с сердцем замерла
В невесомости она,
Ненормальное случилось:
Все мужское отключилось
В нем и видел только ту
Небывалу красоту,
На земле что не бывает -
Только по небу летает,
Только птицею кружИт.
Вот опять она бежит.
Он немного приседает,
Кисти вместе, подбегает,
В кисти прыгает она,
Будто вниз устремлена,
Он еще чуть приседает
И пружину распрямляют
С ускорением они,
Точно соединены
Незаметно их движенья:
И пружины распрямленье,
Очень мощных рук рывок,
Согласованный толчек
Крепких ног ее и пулей
Сильным выстрелом метнули
Ее прямо к небесам,
И летит комочек сам,
Постепенно замедляясь,
Наконец чуть-чуть вращаясь,
И взорвался фейерверк,
Еще слабо она вверх
Возноситься продолжала,
Распахнулась, птицей стала
И ногами в небо бьет,
Восхитительный полет
Продолжается пареньем
Вместе с медленным вращеньем,
Замирает всюду жизнь,
Мое сердце, продержись -
В небе боги или фея
И парю я вместе с нею,
Уже больше не дышу -
Небу я принадлежу,
С замираньем закрутИтся -
И к земле несется птица,
Трепет бьет по волосам
Ее пышным, а глаза
Мои жмурятся невольно,
Сердцу сладко, сердцу больно,
Продолжается полет -
Головою вниз идет,
Все быстрее, все быстрее
И я с нею, и я с нею!
Разобьется, вот Земля!
Закричу наверно я.
Руки точно их сомкнулись
И как будто застегнулись
Они намертво в замок,
Враз сложилася в комок,
Да наверно даже в точку,
Пред ногами точку точно,
Он, откинувшись, пустил,
Под собою пропустил,
Маятником откачнули,
Ход назад, рывок и пуля
Снова выстрелилась вверх,
Острием пронзает верх,
Распахнулась, вновь паренье
С очень медленным вращеньем,
Снова вниз и кисти в кисть
Замерли. Остановись,
Ты, видение - прекрасно,
Стрункой ноги в небо ясно
Длинные устремлены,
Очертания видны
Восхитительного тела,
Вдруг толчек и полетела
Распахнувшися она,
И немного замерла
Чуть повыше его роста,
Наконец, решила просто
К нам на Землю снизойти,
Крыльями лишь по пути
Раз один слегка махнула,
Приземлилась, не шагнула,
Статуэткой замерла
И сложила два крыла.
Только грива колыхалась,
Только грудь ее вздымалась,
Опускалась, замерла -
И расслабилась она.
А мужчина в телогрейке
И при трубке-носогрейке
В восхищеньи замирал.
Он, конечно, понимал,
Что искусство это, чудо.
Он ведь мог простому люду,
Их деревне, показать.
Ну, не самому летать,
А тем более что - голым.
Обратиться мог к веселым
Девкам. Нынче молодежь
Может все и не поймешь:
Вот снимают девки платье,
Дальше все, за это платят.
Идиоты чтоль оне?
Сколько ж должен он жене!
И мечта его возникла:
Этим - памятник воздвигнуть,
А точнее - монумент,
Чтобы люди знали - нет,
"Гадом буду - не забуду!"
Все бы сделал для людей,
Только нету вот идей -
Как бы сделать, чтоб летала,
А на землю не упала?
Сделать мини-вертолет
Или мини-самолет?
Чтоб кружился самолетик,
Находясь всегда в полете,
Свое тело поднимал
И над ним бы зависал,
Ловко сделанный под бабу:
"Это мог бы сделать я бы,
Но бензин стал дорогой.
Способ есть еще другой?",-
В голове вертелся оный,
До предела упрощенный,
И пришел к нему он вдруг -
Подпереть бы с его рук
Ее в пузо чем прозрачным,
Но и крепким, не иначе,
Ну конечно, оргстекло! -
И не видел бы никто,
Что б ее там подпирало,
А казалось бы - летала
Над его бы головой
Метра на два высотой.
Есть такие в вертолете
Стекла - пулей не пробьете.
Постепенно план созрел.
Был он мастер - очень зрел.
Должен вам сказать я, други,
Был он мастер на все руки.
Мог железо он сварить,
Из металла мог отлить,
Форму вылепив из глины
Под предмет какой старинный.
Хоть не пробовал из скал,
Но из камня вырубал.
А по дереву вам, други,
Я скажу - во всей округе,
А быть может и в стране,
Мастера такого нет.
Зарабатывал на дачах,
Ну а как же жить иначе,
Нынче - на евродомах,
Никогда же - на церквах:
Ремонтировал бесплатно,
Даже строил, это ладно,
Купола он славно стлал.
А уж печи как он клал,
Говорить-то даже глупо.
Очень часто просто тупо
В даль он дальнюю глядел,
На заваленке сидел
Не у дел как оставался.
Очень странно одевался,
Это просто-тки беда:
Телогрейку никогда
Не снимал. С женою спали
Не известно как. Прозвали
Телогрейкиным его,
ФИО - нету у него.
Был, когда те двое, в паре,
Будто птицами летали,
Телогрейкин потрясен,
И не тем, что видел он -
Тем, как тронуть может чувство
Настоящее искусство,
Он сказал бы может нам,
Что оно сродни богам,
Что сродни молитве будет
Это чудо, не забудет
Его больше никогда
И в нем вспыхнуло - тогда -
И не то, чтоб состязанья
Чувство, может быть сознанье,
Трудно это говорить, -
Что он может сотворить
Тоже чудо - в чем умеет,
И часовню он посмеет
Сделать чудом для людей.
В нем, нет, не было идей,
Не чертил каких-то планов...
Как признаться? Просто плакал,
Слезы просто потекли
От избыточной любви
К этим незнакомым людям,
К деревенским, кто прибудет
Пепелище посмотреть,
Его чудо поглядеть
Тогда смогут эти люди,
И никто не позабудет
Их часовенку, как он
Только что был потрясен
Ихним чудом, пусть прекрасным,
Спору нет, но ему ясно,
Будет им потрясено
И не женской красотою,
А возвышенной мечтою,
Вознесением к Христу,
К православному кресту.
И не плотскою любовью,
А ЕГО пролитой кровью
И страданием оно
Будет вновь освящено.
Так решился Мастер, точно.
Шел он к синему платочку,
Шел как к символу любви.
Он не знал - соединит
Он мистическою силой
Что порознь было красиво,
Проявлением Любви:
Показали что они -
Красоту движений точных,
Этот синенький платочек -
Женской страсти тяжкий крест -
И Любовь, в России есть
Ее символ вечный, славный -
Крест наш русский православный,
Вознесенный от Людей
Ясной маковкой церквей
(Или – скажем упрощенно:
Сердцем, к небу обращенным).
Неземное притяженье
Деревенские не шли,
Оставаясь у земли,
Не интересуясь вовсе.
Первою явилась Зося,
С Карлом, был его вопрос:
Где же среди них Колосс?
(Подобралась, ужас, пара -
Из вопросов состояла).
Он эклектик не любил,
Равнодушным в общем был
Задержало его что-то:
Он под птицей проходил
И вниманье обратил -
Не увидел бы, смотри я
Сотню лет - асимметрия
Птицы взвившейся грудей.
Долго он стоял под ней,
Тело птицы изучая,
Все детали примечая,
И вопрос был, вот те на:
- Не беременна она?
И зародыш в том полете -
Как пилот он в самолете?
Потеряла с ним же честь?
Немец - немец он и есть!
Для него она ожИла,
А потом - заворожила,
Хоть подпорка там была,
Ему ясно - из стекла.
Я подробности не буду,
Словом - сотворилось чудо.
Долго он под ней стоял,
А назавтра настоял:
Если надо ей, пусть едет,
Он пока же не поедет,
На Москву ему плевать,
Хочет он туда опять,
Неотложно ему надо,
Как зовут ее?
- Беата.
Не могла же она знать,
Как на самом деле звать,
И не знала Зося , впрочем,
Что сегодняшнею ночью
Всю ее он обмерял,
Грудь ее сопоставлял,
Симметрию находил он,
Ног длина не подходила,
Не устраивал живот,
Понял, что не с той живет,
Даже вроде не с молодкой.
На три дня запасшись водкой,
Он ушел теперь к другой,
Не махнувши ей рукой -
И не то чтобы к девице,
И не то чтобы и к птице.
За каких-то два часа
Оказалась водка вся
С Телогрейкиным распита.
Зоси жизнь была разбита
Вдребезги и навсегда -
Стало ясно ей тогда.
И тогда вот Телогрейкин
Карлу выдал телогрейку -
"Насовсем, не на пока",
Прошептавши: "От Волка",
"Все его вы тут ловили,
А мы это с ним носили.
И ее легко узнать:
Уголок он обмочить -
И когда же - исхитрился,
Несомненно, что упился
Как свинья он, Серый Волк",
И теперь ее он мог,
То есть Карл, считать своею.
Дальше я писать не смею
Как в часовню приползли,
Пропахавши полземли,
И так далее, ребята.
Но сказать наверно надо:
Зося плакала навзрыд,
Вся деревня говорит
До сих пор об этом деле,
Колдовском Беаты теле.
Не понять ей этих дел -
До черта ведь разных тел,
- Да она же вся пустая!
Эта истина простая
(Эти Зосины слова)
Никого не отвлекла,
Никого не отвратила,
И неведомая сила
Потащила, видно, к ней
Несознательных людей.
После этого скандала
Вся деревня побывала,
Из соседних деревень
Шли, кому только не лень,
И все больше со дня на день
Шли они туда, к Беате.
С сыновьями мужики,
Хоть им было не с руки,
С матерями были дочки.
И четыре были точки:
Птица-женщина, платок
И часовня, кто бы мог,
И такого не бывало
После этого скандала,
Пропустить могли едва -
Телогрейкин номер два.
Нет, он нет, не опустился,
В православье обратился
Протестантский господин
Телогрейкиным-один.
А в Европе выла Зося.
Разобраться чтоб в вопросе,
Шла Европа посмотреть
Эту странную мечеть.
